Ольга Елисеева - Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]
Хельви не была прирожденным дипломатом, чувства часто брали в ней верх над рассудком, а любовно построенная игра могла сломаться от одного неожиданного всплеска жалости или негодования. Но на этот раз она взяла себя в руки и не сделала ни единого поспешного шага навстречу пожеланиям беотийца, пока он не удовлетворил всех ее требований: Западносальвский берег по реку Руну, горные крепости (подарок Дерлоку, пусть утешится), отказ Дагмара от вассальной присяги лорда Деми, по всем правилам, с преломлением шпаги и возвращением подписанных Харвеем хартий (на этом Хельви особенно настаивала: еще не хватало, чтоб перед носом ее будущих детей, законных королей Гранара, беотийские владыки трясли старыми договорами их отца и требовали подчинения).
Неожиданно тайной союзницей гранарки стала вдовствующая королева Этгива, всеми силами подталкивавшая сына на соглашение.
— Ты не понимаешь, что мы получим взамен! — едва не кричала она на потного, красного от негодования короля, когда они оставались наедине. — Управляемый изнутри Гранар для нас гораздо безопаснее и дешевле, чем все твои линии обороны. Вспомни об угрозе Фомариона, наконец!
— Но эта дрянь буквально выворачивает мне руки!
Допросные листы Деми были последними в ряду уступок Дагмара. Дальше он уперся. Впрочем. Хельви больше ничего и не просила. В прошлую субботу вечером ей доставили увесистый том в деревянной обложке, обтянутой кожей. Судя по тому, что переплет не распирался обилием листов, а наоборот заметно прогнулся внутрь, королева поняла — дело основательно подчистили. Глядя на корешок, особенно очевидно демонстрировавший отсутствие вырезанных листов, она только убедилась в своем мнении. Что ж, ничего другого Хельви не ожидала. Глупцы! Какая разница, сколько листов они оставят в деле. Ей ведь важна не суть обвинений, не подробности заговора, скорее всего мнимого. Ее интересовало, как держался лорд Деми. А это можно было определить по многим вторичным деталям. Например, как часто следователи повторяли одни и те же вопросы, называли имена вероятных соучастников, подсказывали испытуемому, на кого он должен показать.
Хельви провела над жеванными допросными листами всю ночь, хотя знала, что на другой день у нее будет опухшее лицо и мешки под глазами, а утром не вышла для обычной прогулки в сад. Свечи в серебряном шандале прогорели до самых чашечек, вода в тазу для умывания остыла, теплое молоко и булка с яблочным джемом остались на подносе нетронутыми.
Время от времени королева прерывала чтение и начинала медленно прохаживаться по комнате, потом садилась за стол, глядя в черное ночное окно, и машинально крошила пальцами хлеб на тонкой майоликовой тарелочке.
Судя по тону и характеру вопросов, Харвей не давал показаний. Раздражение следователей нарастало от начала тома к концу. Это было заметно по формулировкам обвинений. Сначала они держались вежливо, потом угрожали, перешли к делу, сдались, сделали паузу и снова начали атаку. Так повторялось дважды. Несколько раз они пытались его дожать, о чем свидетельствовали пятна крови на пергамене и косая неуверенная подпись преступника внизу протоколов. Видимо, он был близок, но выдержал. Имена, которые лорду Деми подсказывали следователи, оставались прежними. Значит он никого не выдал. В основном это были его подчиненные, флотские офицеры, несколько друзей.
Хельви с детства привыкла считать старого Деми, друга ее отца, героем. В Гранаре погибшего герцога Западной Сальвы называли почти святым. Его сын… О нем предпочитали не говорить. Он служил Беоту, значит был предателем. Королева не любила, когда о людях судят просто. Никто не может знать всех обстоятельств, причин и посылок, заставляющих человека действовать так, а не иначе. Бог рассудит и Бог накажет. Особенно Харвея. При его имени Хельви всегда становилось грустно. То ли она сохранила смутное чувство привязанности к конопатому долговязому мальчику, лазавшему с ней по холмам св. Брана в поисках каменного кольца эльфов. То ли просто понимала больше, чем другие, и потому была снисходительнее. Кто знает.
Во всяком случае теперь, читая изрядно выпотрошенную, наскоро приведенную в порядок книгу допросов, Хельви чувствовала к молодому лорду Деми симпатию, а не презрение, которое всегда охватывает сильных мира при виде раздавленного человеческого существа. Это неприятное состояние тоже было ей знакомо, она ведь царствовала уже десятый год и видела больше, чем хотела бы.
«Вот здесь он попросил пить, а они плеснули ему в лицо. Рукопись намокла. Не рассчитали. Свиньи. Страница вся розовая. Альгусское?» Она лизнула палец, которым переворачивала лист. «Нет, бурда какая-то». Хельви со стуком захлопнула книжку. «Все. Хватит, окна уже серые. Надо спать. Нельзя позволять себе мятое лицо».
На следующее утро она с улыбкой сказала королю Дагмару:
— Вы предоставили мне текст, побывавший в руках у уличного потрошителя? Но даже этот калека настроил меня на благодушный лад.
— Так вы его берете? — владыка Беота едва сдерживал нетерпение. Он готов был ударить эту мурлыкавшую с недосыпа кошечку. Чтоб упала прямо в цветник. А потом задрать юбки и… «Все-таки мать права: она очень женщина! Еще в этом платье цвета бренди, с низким квадратным вырезом… Гранарки умеют себя подать». — Берете? — повторил король, угрюмо глядя на вишневую ленту, в волосах собеседницы.
— Нет. Зачем он мне нужен? — ее ленивый сонный голос окончательно вывел Дагмара из себя.
— Тогда, какого черта вы морочили мне голову столько времени?!!
— Вы о чем? — ее невозмутимость сводила с ума.
— О лорде Харвее, конечно! Черт бы мена побрал!
— А я о протоколе допросов. — она издевалась. — Заберите рукопись назад. Листы мне ни к чему. А что касается герцога Западной Сальвы, то я хочу с ним встретиться.
— И только? — взревел Дагмар. — Я надеялся, что вы, наконец, скажите мне «да» или «нет».
«Да, да, да! Боже, какой же ты дурак! В тысячу раз проще иметь дело с его мамашей. Эта хитрая стерва все поняла с самого начала».
— Я не могу дать окончательный ответ, — вслух сказала Хельви, — пока не узнаю мнения самого лорда Деми. Вам не кажется, дорогой брат, — «Какой он мне брат?» — что он тоже имеет здесь право голоса?
Что творилось в душе владыки Беота, известно было лишь ангелам ада, давно свившим там гнездо. «Право голоса? У этого? Которого я, который у меня, да мне стоит только сжать кулак, и его голова отвалится!» Но вслух король не произнес ни слова, потому что где-то посредине гневных внутренних филиппик голос разума настойчиво подсказал ему, что дело идет на лад. И Дагмар назначал место встречал.
